Человек, который убил лису - Страница 4

Покуда он смотрел, в полнейшей тишине послышались щелчок и звук выстрела. Сквайр развернулся в мгновение ока, но было уже поздно. Преподобный Дэвид Ист лежал плашмя, зарывшись лицом в папоротник, пальцы, по-прежнему сжимавшие нож и недочиненный карандаш, казалось, застывали на глазах. Каким-то шестым чувством сэр Артур понял, что он мертв, и среди вихря взметнувшихся в нем чувств, которые разум не успевал охватить, отчетливо выделялось ощущения жуткой несоразмерности: человека убили, когда он очинял карандаш.

Его следующие действия были столь же бессознательны, если не менее осмысленны. Он стоял неподвижно, пока эхо выстрела отдавалось в холмах, а когда оно смолкло, услышал еще звук — шорох в кустах неподалеку, словно кто-то спешит убраться с места трагедии. Он с новой энергией ринулся вперед, одним махом очутился возле кустов и нырнул в лес.

Он как раз успел задержать удалявшегося мужчину, который остановился, заслышав погоню, и обернулся через плечо. Это был Филип Суэйн, еще более бледный, чем прежде, и сэр Артур впервые различил что-то мефистофелевское в почти багровых бровях и щеточке усов.

— О, Господи! — вскричал Ирвинг. — Какой ужас! Зачем вы это сделали?

— Что сделал? — переспросил Суэйн.

— Господи, так вы невинны! — воскликнул Ирвинг.

— Вы удивитесь, но это так, — отвечал Суэйн, — и мне казалось, что после стольких лет знакомства подобная возможность могла бы прийти вам в голову.

— Но тогда кто? — вскричал растерянный сквайр. — Прошу прощения, Суэйн, но сейчас я не могу извиниться, как следует. Бога ради, сейчас же идем туда.

Мольберт по-прежнему торчал из папоротника, темный и причудливый, как скелет, а сразу за ним, на фоне гаснущего неба высилась другая темная фигура, причудливей любого скелета. То была птица — вестник беды. Сравнение с вороном и прежде приходило в голову обоим друзьями, но сейчас он больше походил на ворона из старых баллад — того самого, что вьется над телами убитых.

Даже в этом черном, всклокоченном, фантастическом силуэте Ирвинг сразу узнал того, кого называли Мартин Хук, и ринулся к нему через подлесок. И тут кабатчик сделал жест, пугающий, словно второе убийство — вскинул ружье над головой и потряс им, словно копьем. В этом вибрирующем движении были месть и торжество.

Увидев, что на него смотрят, он вздрогнул, выронил ружье и раскинул руки то ли от восторга, то ли от неожиданности.

В следующий миг молодой сквайр прыгнул и повалил его на землю.

Наступило мгновение почти пугающей тишины, потом борьба возобновилась на земле: поверженный катался и брыкался с такой силой, что задел мольберт; тот закачался и, рухнув на сквайра, с треском разлетелся на куски. Лесной дикарь вскочил и подхватил ружье. Суэйн ринулся на помощь другу, но противник оборонялся прикладом, как палицей; впрочем, Ирвинг снова был на ногах и, подскочив сзади, сумел его обезоружить. Друзья взяли его в клещи и тут же полетели в разные стороны; непойманный противник высился над ними, сжимая ножку мольберта. Только когда Суэйн схватил лежавший возле трупа ремень от живописных принадлежностей и ухитрился обмотать противнику запястья, друзья вдвоем сумели его скрутить.

После ужина молодой сквайр, в вечернем костюме, с обычной своей обстоятельностью уселся за рабочий стол (прекрасной работы и содержавшийся в строгом порядке), чтобы вскрыть и прочесть пакет, брошенный ему в руки при начале этих невероятных событий. Он прочел бумаги от начала до конца, не говоря ни слова и не меняясь в лице, только краска схлынула с его щек.

На веранде прохаживались взад-вперед его сестра и Филип Суэйн; их фигуры время от времени возникали в окне на фоне лунного света. Он видел уходящие вдаль дорожки и изгороди, а на горизонте — высокие тополя.

Несколько мгновений сквайр печально глядел на залитый луной сад, потом позвонил в колокольчик, написал на листке несколько слов и запечатал его в конверт точно к появлению седовласого слуги.

— Пожалуйста, передайте это, — сказал он, — сэру Мартину Ирвингу. Он в местной тюрьме.

Тяжелое лицо слуги едва не ожило от изумления, рука, протянутая за письмом, смущенно застыла. Молодой сквайр твердо повторил:

— Сэру Мартину Ирвингу в тюрьму. Это тот, кого раньше называли Мартином Хуком. Узнайте, можно ли передать туда письмо. Разумеется, полиция тоже его прочтет.

Он встал и вышел на веранду, оставив слугу с конвертом.

Сквайр остановился у окна подождать Мэри и Суэйна. Если раньше он заблуждался по поводу их отношений, то сейчас был практически уверен, что не заблуждается. Лицо сестры, так редко выражавшее радость, сказало ему, что хоть кому-то трагедия в лесу принесла счастье. Он вообразить не мог, какое препятствие разделило этих двоих, но сейчас видел, что оно было не по сердцу обоим, и что препятствие это устранено, пусть даже выстрелом сумасшедшего убийцы. И больше всего его угнетало, что он должен взвалить на хрупкие плечи сестры новое бремя испытаний, опасностей и перемен.

— Мэри, — резко сказал он. — Я кое-что должен тебе сказать. Случилась еще одна ужасная вещь.

Филип Суэйн легко повернулся на каблуках и тактично отступил на лужайку. Мэри осталась стоять, глядя на дорожку, словно провожала его взглядом, но ничего не сказала и не шелохнулась.

— Больно видеть, как ты смотришь на наш старый парк, — выговорил сквайр внезапно осипшим голосом. — Дело в том, что я, по крайней мере, смотрю на него в последний раз. Короче, эта усадьба не наша.

Он помолчал и продолжил: — Я только что проглядел документы. Боюсь, из них вытекает, что у отца был законный старший сын, от которого он отрекся, когда тому было шестнадцать. Мне тогда только-только исполнилось шесть, а ты еще не родилась. Вроде бы они поссорились из-за того, что сын убил лису; отец, естественно, вознегодовал, как всякий сельский джентльмен, который дорожит мнением соседей, хотя, допускаю, здесь он перегнул палку. Человек, который убил лису, рассказывает в свое оправдание такую историю: лиса якобы подбиралась к отцовским голубям.